Прочитайте эту невероятную историю из жизни и вспомните еще раз — каждый человек рождается для чего-то удивительного..
В 1943 году в обычной американской семье с обычной фамилией Скотт в штате Огайо родились девочки-близняшки. Их назвали Джудит и Джойс. Хотя они были близнецами, всех удивляло, как разительно они непохожи. Джойс была миленькой, Джудит считали страшненькой. Но родители твёрдо были намерены не выделять ни одну. Их с самого начала одинаково одевали, поощряли дружить и помогать друг другу, дарили одинаковые игрушки. Джудит, правда, была немного странная: почти не говорила. Но все надеялись, что школа это выправит.
Однако Джудит Скотт знала о том, как выглядит счастье, — больше, чем кто-либо другой.
До семи с половиной лет она купалась в нем, пробовала на вкус, вдыхала его ни с чем несравнимый запах.
Джойс тоже была — счастьем. Каких только игр ни выдумывала неразлучная парочка! Сестра рассказывала Джудит сказки на ночь, а утром девчонки снова неслись по пыльным тропинкам куда-нибудь в заросли кукурузы навстречу приключениям. А потом наступила осень, и счастье кончилось.
Джойс пошла в первый класс. Джудит тоже отвели в школу — но лишь однажды. Там от нее чего-то хотели, что-то спрашивали, но что?..
Джудит не приняли в школу.
Только Джойс умела разговаривать с Джуди, она была ее переводчиком всегда и везде. Почему-то никого другого она не могла понять, даже маму с папой. До конца жизни она не поняла и того, что случилось страшной ночью — 18 октября 1950 года. Она проснулась на руках у отца, он нес ее к автомобилю. Было темно. Теперь в ее жизни всегда будет сумрачно. И родителей у нее больше не будет: опекуном девочки отныне станет штат Огайо.
О том, что у Джудит синдром Дауна, родителям сообщили лишь через несколько месяцев после рождения близнецов и сразу поставили на ней жирный крест. О состоянии этом знали тогда мало, даже врачи. Единственное, что они могли сказать: ребенок проживет не дольше 13 лет и будет тормозить развитие здоровой сестры.
Дом, в который отвезли семилетнюю Джудит назывался приютом для слабоумных. Тогда еще в ходу были подобные слова, даже в прогрессивной Америке. А вот о «реабилитации» или «социальной адаптации» никто не слышал.
Такие близнецы называются дизиготными. Но Джудит не повезло дважды: в младенчестве она перенесла скарлатину, которой чудом избежала сестра, после чего потеряла слух.
Невероятно, но о ее глухоте никто не догадывался в течение нескольких лет, а неспособность говорить и воспринимать вербальную информацию приписывали глубокой умственной отсталости.
В школу для детей с отставанием в развитии Джудит тоже не приняли. Там Джудит признали необучаемой, присвоили ей коэффициент интеллекта, равный чуть ли не нулю — и принялись убеждать родителей «принять решение».
Не надо строго винить учителей, а также медиков, психологов и местного пастора: все эти добрые жители Цинциннати действовали из самых благих побуждений. В те времена «особые» дети не жили в семьях, это было столь же неслыханно, как, скажем, живущий в типовом благопристойном особнячке огромный гризли или вонючий скунс. Место и тех, и других было в клетке.
Располагалось заведение, куда определили Джудит, в городе Коламбус, в 100 милях от родного дома. Здесь проведет она взаперти 36 лет. О том, что переживала Джудит, мы можем только догадываться. Больными детьми в тех домах никто по сути и не занимался.
Вот редкая запись из личного дела Джудит Скотт: «Не может найти контакта с окружающим, с другими детьми. Беспокойна, ест неопрятно, рвет одежду, бьет других детей».
В другом кратком отчете рассказывается о том, как у девочки конфисковали карандаши, когда она попыталась присоединиться к группе рисующих детей. Ей объяснили (!), что она слишком умственна отстала для таких занятий. Эта запись особенно интересна, ведь речь идет о человеке, чьи работы пополнят коллекции ведущих музеев мира. Но мы забегаем вперед.
Ее сестра-близнец Джойс росла очень печальным ребенком. Сказать, что она тяжело переживала разлуку с сестрой — все равно, что не сказать ничего. То утро, когда она, проснувшись, не обнаружила сестры рядом, раскололо жизнь надвое. Никто не объяснил ей толком, почему так произошло. Джудит была ее частью, ее половинкой. И все последующие годы Джойс посвятила тому, чтобы заполнить эту пустоту.
Родители терзались чувством вины. Вскоре попала в больницу мама — с приступом тяжелейшей депрессии, из которой она не вылезет до конца своих дней. А потом случится инфаркт у отца, спустя четыре года он умрет, так до конца не оправившись и оставив семью на грани нищеты.
А Джудит… Она осталась в заточении.
Такие истории в пятидесятых случались тысячами. Они заканчивались тем, что однажды, через много десятилетий, помещённый в клинику родственник умирал. Другие родственники или забывали о нём, или вспоминали с крайним стыдом: не потому, что выкинули близкого человека из своей жизни, а потому, что у них был такой вот неправильный близкий человек.
Джудит действительно очень повлияла на развитие Джойс — тем, что однажды пропала из её жизни.
Оставшуюся девочку будто подменили. Сейчас бы у неё заподозрили развитие депрессии, а тогда она вдруг стала очень печальным ребёнком.
После школы Джойс твёрдо решила стать медсестрой и заботиться о больных детях. Изо всех детей она предпочитала малышей с синдромом Дауна — так похожих на Джудит. Ради этих малышей она выучилась на клинического психолога, повысила квалификацию до специалиста по особенностям развития. Но ни один из её маленьких пациентов не был Джудит. Разве может вообще один человек заменить другого?
Под каждого дорогого и близкого человека в сердце появляется своя особенная выемка, место только для него. Выемка для Джудит была открытой раной.
Джойс писала стихи и книги, а рана не затягивалась, каким бы почтенным ни считался метод работы с болью через искусство. Джойс выступала с докладами и боролась за права людей с ментальными проблемами, но рана не затягивалась, потому что за Джудит никто не боролся в её семь лет.
В сорок два года Джойс поняла, что сестра может быть всё ещё жива, вопреки всему, что ей говорили. Тысячи людей с синдромом Дауна переживали подростковый возраст! Единицы доживали до пятидесяти, но даже один шанс из миллиона — это ведь шанс?
Джойс начала буквально терзать маму — та не хотела отвечать ни на какие вопросы, заливалась слезами, просила забыть об этом. Джойс была жестока и непреклонна.
Она выяснила всё, что могла, подняла все документы, до которых дотянулась, и нашла клинику, в которую положили сестру.
Джудит была жива. Это было почти невероятно. Люди с синдромом Дауна редко жили так долго. Люди с синдромом Дауна приходили в психушках в отчаяние; а если бы у кого-то нашлось там для Джудит доброе слово, она бы даже его не услышала! В медицинской карточке о ней были только самые нелестные отзывы. Неудивительно, что ей давали психотропные вещества.
Можно было ожидать, что от прежней Джудит не осталось почти ничего, или даже вовсе ничего. Но Джудит осталась. Она осталась сама собой. Увидев Джойс, она зарыдала. Она сразу узнала сестру — давно уже взрослую, давно уже со своими собственными детьми, с другой причёской, в другой одежде. Какая разница, если это была Джойс. Какая разница, думала Джойс, что бы в ней ни осталось от Джудит — если это Джудит.
Джойс прошла все круги бюрократического ада, оформляя опеку над сестрой на себя. Всё это время она навещала Джудит, хотя эти визиты были отдельным адом — ведь Джудит при виде сестры рыдала так, что разорвалось бы любое сердце. Но в сорок четыре года Джудит вернулась к семье. Она поехала с Джойс в новый дом сестры, в штат Оклахома.
Невероятное совпадение, именно в Оклахоме работал единственный тогда центр художественной реабилитации. Джойс, помня запись из карты Джудит — о том, как она, маленькая, всё время пыталась в клинике рисовать, а медсёстры отняли у неё карандаши из-за «агрессивности» — записала её в этот центр в надежде порадовать и вернуть интерес к жизни. Два года Джудит посещала его безропотно, но не интересовало её ничего. Ей говорили лепить — она мяла глину. Ей говорили рисовать — она механически оставляла цветные пятна на бумаге. Джойс, глядя на это, поняла, что искусству больше нет места в мире Джудит. Эту часть Джудит разрушили. Возможно, стоило перестать возить сестру так далеко ради совершенно бессмысленных занятий.
Как всегда, в дело вмешался случай. Джудит «дохаживала» — посещала центр, пока не кончится предоплаченный абонемент. Она попала на урок работы с текстилем и совершенно преобразилась. Джудит впервые глядела на происходящее с интересом. Она впервые даже не попробовала выполнить задание. Она схватила нитки и какие-то прутики и начала создавать нечто удивительное, экспрессивное, притом совершенно бесформенное — свою первую текстильную скульптуру.
Созданные ею тогда трехмерные объекты невозможно отнести к какому-либо направлению, и даже названия им подобрать нельзя. Что это было? Да просто ивовые прутья, обмотанные пряжей и тканью. А ещё Джудит… научилась говорить.
Много позже, во время одной из первых выставок, профессиональные критики воскликнут: эти скульптуры стоят тысячи долларов! А пока это был просто шанс вернуть сестре Джойс интерес к жизни.
Джудит прожила невероятно долго для женщины с синдромом Дауна, которая оказалась в детстве в психиатрической клинике среди равнодушных людей, тридцать лет глотала психотропные препараты, тридцать лет не могла найти себе друга и забыть свою семью: шестьдесят один год. Она жила ради творчества. Она творила не останавливаясь.
Она всегда знала, когда закончила работу. Почти всегда делала каждую скульптуру в двойном экземпляре — порождала «близнецов», создавала рукотворной мир «двойняшек». Эти близнецы порой «тянутся» друг к другу. Её скульптуры были крошечными и огромными. Когда руководители и преподаватели центра поняли, что видят перед собой, Джудит выдали отдельный стол и карт-бланш. Она творила за своим столом много лет, оставляя на нём неоконченные работы до следующего визита. Ей дозволялось брать любой предмет или материал.
Она не останавливалась до самой смерти. За это время из ее крошечных ручек вышло более 200 скульптур-коконов разного размера — от миниатюрных до гигантских. Заканчивая одну скульптуру, она с силой отталкивала ее от себя, отряхивала ручки и тут же принималась за следующую.
Если сложить все работы Джудит, выставить их по времени изготовления, получается нечто невероятное: это единая повесть о её жизни. Яркие, радостные воспоминания детства — в самом начале. Мрачные, тёмные скульптуры, говорящие о разлуке и жизни в клинике — дальше. Тянущиеся близнецы — постоянный мотив в этой повести, первого в мире связного повествования, созданного заведомо невербальным человеком.
Страх уходил. Она стала уверенной в себе, полной внутреннего достоинства дамой. Полюбила яркие украшения, пёстрые шарфы — в общем, одевалась совсем как принято среди экстравагантных художниц. Откуда в ней оставалось столько силы, чтобы после тридцати лет заточения, холода, унижений вернуться как личность? Одного искусства для этого мало. Ответ, наверное, только в одном имени: Джойс. Сестринская любовь сделала возможной эту невероятную историю, сестринская дружба с колыбели до встречи после долгой разлуки и далее.
Когда на первой выставке Джудит работы увидели критики, то просто ахнули. Уровень экспрессии, подбор красок и фактур — всё это ставило «поделки» женщины с синдромом Дауна в один ряд с абстракционистами начала двадцатого века. Разница была в том, что вместо красок или гипса Джудит использовала нитки и тряпки поверх твёрдой основы.
Ее первая выставка состоялась в 1991 году, в 1999 прошла более крупная, а одновременно вышла посвященная ей книга Джона Макрегора. Джудит Скотт становилась известной. Музеи и галереи по всему миру стали устраивать выставки с ее участием, покупать работы для своих коллекций.
Инвалидность — лишь штрих в ее биографии, не более того, ведь она сама намного больше и своей биографии и своих «ограниченных возможностей здоровья».
Некоторые критики называют ее талант сверхъестественным, а ее саму — гением. Другим работы кажутся странными и неприятными.
Единственная параллель ее «тотемам» (так искусствоведы иногда называют творения Джудит Скотт) в мировом искусстве и декоративно-прикладном творчестве — это объекты, которые создают на Мали и в Бенине (вряд ли Джудит была в курсе насчет существования этих стран, как и Африки в целом).
Согласно тамошней символике, обернуть объект тканью — значит привести тело и душу в первоначальную гармонию. Такая вот первобытная психотерапия. Именно это и делало искусство с самой художницей.
Джудит, зашуганная мышка Джудит, «тварь дрожащая», очень быстро преображалась. Искусство меняло ее — нет, скорее, просто помогало найти себя, собственную личность, которая оставалась для Джудит таинственной незнакомкой. Теперь она несла свое крохотное тело (ростом художница была чуть больше метра) с невероятным достоинством.
Очень быстро недавняя обитательница приюта для убогих развила свой собственный стиль в одежде. Она питала страсть к экзотическим нарядам, браслетам, длинным бусам, крошечным брошкам… Это тоже был способ говорить с миром.
Джудит умерла в 2005 году у сестры на руках, на 39 лет пережив отпущенный ей медиками срок.
«Знаете, что было самым поразительным в ней? — говорит Джойс Скотт. — То, что Джудит сумела пережить все, что выпало на ее долю. И не просто пережить, а показать всему миру, как тот, кого общество вышвырнуло на помойку, может вернуться и доказать, что он способен на выдающиеся свершения. И даже больше этого — пример моей сестры дает надежду каждому человеку. Ведь если смогла она, и другой сможет. В каждом из нас дремлет великая красота.»
Сегодня скульптуры Джудит хранятся в музеях Нью-Йорка, Лондона и Парижа.
Их цена доходит до 20 000 долларов, а если бы все эти скульптуры оставили в виде единой повести, эта композиция оказалась бы бесценной — так говорят искусствоведы.